245-й… Исповедь полка
Глава 1я: «Дан приказ…»
Весной 1994 года, незадолго до того, как президент России Борис Ельцин под взгляды изумленной Европы весело дирижировал оркестром, исполнявшим «Калинку», из Германии в военный городок поселка Мулино Нижегородской области эшелонами был передислоцирован 245й Гнезненский Краснознаменный ордена Суворова 3й степени гвардейский мотострелковый полк. Техника полка не одна сотня единиц танков, боевых машин пехоты, самоходных гаубиц, грузовиков до лучших времен за неимением ангаров и гаражей ровными рядами была аккуратно выставлена в чистом поле, а личный состав срочной службы почти полностью отправлен на дембель.
В начале марта 1995го на какомто перекрестке на южной окраине Грозного нашу колонну с «гуманитаркой» для полка разрезала мчавшаяся на Аргун колонна мотопехоты.
«Господи, неужели китайские добровольцы?» с удивлением спросил ктото из журналистов. Броня нескольких промчавшихся мимо «бэтров» была густо облеплена солдатами с раскосыми глазами.
Буряты… Мне бы сейчас этих солдат… грустно сказал ктото из офицеров, сидевших рядом со мной на броне.
Было в этом видении пропыленные, почерневшие от весеннего солнца сыны степей, не на конях, а на бронетранспортерах, крепко сжимавшие не сабли и копья, а автоматы Калашникова, чтото жуткое: азиаты, потомки Чингисхана восстанавливают в далекой от Забайкалья Чечне единство России, или, говоря современными, вряд ли понятными им терминами конституционный строй…
А тогда, в 1994 году, нового пополнения в ходе весеннего и осеннего призыва полк не получил вообще. Впрочем, служба шла, а как лучше всего расскажут ветераны полка, которых удалось разыскать.
«Кто тогда думал, что армия понадобится…»
Анатолий Кушнарев, психолог полка, майор:
В полку я начал служить еще в Германии, сначала замполитом первого мотострелкового батальона. Вернулись в Россию, солдатсрочников почти всех демобилизовали кто тогда думал, что армия вдруг понадобится! Мы, оставшиеся офицеры и прапорщики, сами летом и осенью 1994го строили парки, территорию убирали. Гдето в середине декабря пошли слухи о войне в Чечне. Потом команда и нам: «Готовьтесь!» Мы никто не верили, что полк поедет воевать, потому что просто некому было воевать!
Игорь Андронов, командир минометной батареи 2го мотострелкового батальона, старший лейтенант:
Когда полк вывели из Германии и меня в Мулино назначили командиром батареи, я был сам себе командир, замполит, старшина и солдат. С одной стороны хорошо самим собой командовать: никто не подведет…
Юрий Цуркан, командир 2го мотострелкового батальона, майор:
У нас была директива, что после вывода полка из Германии полк должен был быть сокращен. К первому января 1995го наш полк вообще должен был быть расформирован, и расформировали бы, офицеры уехали бы в другие части. Управление батальона к началу декабря уже сократили. Помощник командира батальона по артиллерии ушел, Юрий Степаненко, мой зам по вооружению, получил назначение в 153й полк. Должно было остаться только управление батальона – комбат, начальник штаба, трое ротных, и в каждой роте по нескольку солдат.
Федор Сергеев, по штатному расписанию правовед полка, капитан:
Полк был только на бумаге, весь его личный состав размещался на одном этаже в казарме. Людей едва хватало на наряды. Солдат тогда в полку было всего 40 срочников, порядка 20 контрактников. Офицеров был некомплект почти наполовину.
Перед Новым годом началась отправка солдат в Чечню, по одномудвое, в основном водителей. Хотя у нас их и так не хватало. Солдатам не говорили, что их направляют в Чечню, а будто бы на переподготовку. Потом начали отправлять в Чечню и офицеров, всего человек десять. Пошли слухи, что и всю нашу дивизию отправят на Кавказ. Настроение было тревожное…
В декабре 1994 года в
245м гвардейском мотострелковом полку насчитывалось всего 170 человек личного состава, в основном офицеров и прапорщиков. Боевая подготовка в полку летом и осенью этого года фактически не велась, людей едва хватало для несения караульной и гарнизонной службы.
Так в результате всего лишь ряда организационных мероприятий один из лучших полков Российской армии фактически утратил боеспособность. И таких полков в Вооруженных силах России тогда были десятки.
Командиром 245го гвардейского мотострелкового полка незадолго до передислокации в Нижегородскую область был назначен подполковник Станислав Морозов.
21 декабря 1994 года подполковник Морозов получил директиву Генштаба о приведении полка в полную боевую готовность для отправки на Северный Кавказ. Эта директива была для него, наверное, как гром среди ясного неба: полка как боевой единицы на тот момент фактически не существовало.
Из журнала боевых действий полка:
В связи с ведением боевых действий в Республике Чечня было принято решение сформировать на базе кадрированного полка и развернуть полк до штатов военного времени. Офицерами и прапорщиками полк был укомплектован из ресурсов МВО. Личный состав полка был переведен из Дальневосточного военного округа. По мере укомплектования подразделений проводилось боевое слаживание. Недостающую технику и вооружение полк получил из ресурсов МВО. Боевое слаживание проведено не в полном объеме.
Игорь Бабанин, старший помощник начальника штаба полка по кадрам и строевой части, старший лейтенант:
С десятого декабря мне, причем напрямую, вдруг стали звонить из Главного управления кадров Московского военного округа. Спрашивали, какой штат полка, как укомплектован, сколько офицеров, прапорщиков. Я ответил и спросил: «А зачем вам это все?» «Ты телевизор смотришь?» «Смотрю. Но почему именно наш полк, который и так с мая прошел четыре сокращения?» «Вы откуда пришли? Из Германии. Значит, службу знаете».
Директива, которая пришла в штаб полка, была не на ввод его в Чечню, а на развертывание до штатов военного времени и доукомлектование офицерами и солдатами для выполнения боевой задачи. А директивы на передислокацию полка в Чечню не было. После окончания первой чеченской кампании, когда полковник Морозов был уже в Москве, он позвонил мне, встретились, и Станислав Николаевич сказал: «Меня начинает дергать прокуратура. Требуют объяснений, на каком основании полк поехал в Чечню. Такое ощущение, что я с бодуна проснулся, построил полк и сам повез его в Чечню». Я снял копии с этой директивы, отвез ему.
Армию в то время запугали демократическими реформами настолько, что характерным примером будет такой эпизод… В штабе группировки в Чечне я видел карту. Обстановка на ней никаких синих или красных стрелок, нанесена простым карандашом. В случае чего все можно было стереть… То есть какая война, где? В Чечне никто не воюет…
«Товарищи офицеры!»
Олег Шатохин, заместитель командира 1го батальона, капитан:
На следующий день после того, как была получена директива Генштаба о развертывании полка, в клубе собрали офицеров. Приехали командующий нашей 22й армией генерал Ефремов, командование дивизии. «Товарищи офицеры!» как положено в таких случаях, сказал подполковник Морозов, когда они поднялись на сцену. Все в зале встали. Сели, ждем, что скажет командующий. Мы люди военные, есть приказ, и все же командующий стал поднимать офицеров и спрашивать, есть ли уважительные причины, чтобы не ехать с полком. И началось… У одного жена больная, у другого теща больная, у третьего детей некому в садик водить, у четвертого семье жить негде «Не могу ехать!» Командующий матом ругается…
«А у вас, товарищ капитан, какие проблемы?» поднимает меня генерал. Встаю, а мне смешно. Я только год, как не воевал. «Да практически нет. Только подраненный малость». «А где это так?» «Да было дело, у меня пока вся жизнь на войне прошла». «О, хорошо, специалист хороший, значит». К чести штатных офицеров полка, тех, кто в полку служил еще в Германии, ехать воевать согласились все. Смылся только командир первого батальона, как только узнал, что поедем в Чечню.
Федор Сергеев:
Офицеры стали спрашивать, как им быть с семьями. Командир дивизии сказал: «Все просьбы пишите на бумаге». Просьба у большинства была одна: «Дайте квартиру!» Многие офицеры жили без семей в общежитии или казармах. Семейные жили по дветри семьи в одной комнате, в модуле.
У меня, например, семья была в Арзамасе, контейнер с вещами пришел туда, а у многих офицеров, кто с полком из Германии был переведен, контейнеры были еще в пути. Дома в военном городке были построены, но никого еще не вселяли. Тем, кому ехать в Чечню, сразу же оформили документы на квартиры. На второй день мне дали ордер и ключи, за день все документы оформили. Были также просьбы найти детям садик и женам какуюникакую работу. Пообещали. Были случаи, что офицеры отказывались ехать воевать: «Увольняйте, не поеду, и все…» Таких отпускали из армии без проблем, судов офицерской чести не было. У нас из полка сразу отказались ехать начальник ПВО, два командира батарей, начальник службы ГСМ.
Анатолий Кушнарев, психолог полка, майор:
Вызывает меня командир полка: «Поедешь в дисбат, возьмешь шестнадцать человек условно осужденных». Поехал туда, захожу, сидит за столом амбал: «Ты что, майор? Ты куда попал?» Говорю, что надо бы документы на людей оформить «Какие еще документы!»
Захожу на КПП бойцы уже сидят. «Готовы? Поедем!» Спрашивают меня: «А у вас теплей, чем здесь на КПП?» «Теплей». «Тогда служить будем». Привез в полк шестнадцать человек. Из них поехал с нами в Чечню только один. Два брата сразу от нас сбежали. Использовали этих солдат из дисбата только на хозяйственных работах. Сначала они по дисбатовской привычке говорили: «Есть, гражданин начальник…»
Александр Синякович, начальник штаба 2го мотострелкового батальона, майор:
До Нового года в соседнем дисбате объявили амнистию, дали оттуда людей, но часть из них от нас дезертировала. Основная масса солдат была с Дальнего Востока. Разные оказались люди… Были и толковые, механикиводители, наводчики. Во взводе связи, который мне подчинялся, люди были обученные. Запомнил наводчикаоператора рядового Ли, корейца. Изумительный был солдат, стрелял хорошо. Помню механикаводителя рядового Гоголева. Они были уже послужившие.
Но попадались и такие ухари, что даже рассказывать не хочется… Захожу както в солдатское кафе, некогда домой было ходить, мы на ходу от усталости засыпали, а там гужбан стоит одеколон пьют. И такие были, но не все. Както ездили с командиром минометной батареи Игорем Андроновым домой, возвращаемся в полк и у самых ворот заснули от усталости. Машина уперлась в забор, буксует, ктото идет, в стекло стучит: «Парни, вы куда?»
«Того нет, этого нет…»
Олег Шатохин:
Взводных в полк начали привозить каждый божий день. Привезут взводных – вечером половины нет, разбежались. Кто просто так уехал, кто с рапортами. Причем приезжали в полк их мамы, папы с адвокатами, которые писали командиру, что ввод российских войск в Чечню является неконституционным решением президента, и на основании вот того пункта закона и уводят ребенкаофицера.
Утром полк стоит на плацу полностью укомплектованный, вечером половины командиров взводов нет. Уже было даже смешно… Я как замкомбата отвечал за боевую подготовку, разведку, в общем, был его правой рукой. Это были очень нервные дни. И особенно для командира полка Морозова. Он потомственный военный, сын генерала, служил в Афганистане, Германии. Командир полка, а полкато и нет.
На бумаге у нас все было отработано, отточено, все классно. Все по планам было замечательно с приемом техники, личного состава. Мобилизационные документы открываешь хоть в золотую рамку их вставляй! А оказалось, что в реальной обстановке ничего не получается. Того нет, этого нет. Много было мелочей, которые трудно предусмотреть заранее. Например, проблема с аккумуляторами. Когда войска выводили из Германии, они уже были списанные, они же по приказу работали! Хватились технику заводить, а заводитьто нечем! Аккумуляторы уже осыпались! Хоть генерал им приказывай, работать не будут! И где их брать, новые?
Так прошли дни до Нового года. А взводных у нас так и нет…
Александр Коннов, заместитель командира полка, подполковник:
31 декабря 94го сидим, пьем шампанское с начальником штаба полка. С утра он мне: «Слышь, Сань, давай к гадалке съездим, пусть погадает: поедем мы в Чечню или нет?» «Ну давай…» Поддали еще чутьчуть и в двенадцать часов дня поехали к цыганке. «Никуда вы, ребята, не поедете, не бойтесь», нагадала. Приезжаем в полк, меня СПНШ (старший помощник начальника штаба. Авт.) ждет с телеграммой, что я назначен на должность заместителя командира 245го полка. Вот и съездили к цыганке…
«Давай водки, что ли, выпьем, говорю начштаба, Жене Березину, да надо вещи собирать, завтра выезжаем». Домой приехал, жена к Новому году готовится. «Мать, собирай мешок, пару кусков мыла туда, трусы, носки…» «Куда ты собираешься? Новый год же!» «В командировку уезжаю!» «Куда? В Чечню?» «Наверное, скорей всего».
Билеты взял, завтра вечером поезд. Новый год встретили коекак, жена в слезах. А по телевизору показывают штурм Грозного, там все горит. Куда ехать?
Сергей Гришин, заместитель командира полка по воспитательной работе, майор:
Из направленных в полк замполитами рот каждого второго пришлось отправить назад. Приходили либо неподготовленные, без базового образования, либо такие, кто никогда не были на этих должностях. Многие замполиты приходили либо не желавшие ехать в Чечню, либо «склонные к употреблению». Приходилось от таких избавляться.
О политической задаче похода в Чечню мы ничего не знали. Задача была одна: убыть в район станции Червленая. В полку в эти дни было много старших офицеров из штаба армии, округа. Все они нас успокаивали, убаюкивали. Чувствовалось, что руководство заинтересовано в одном: как бы полк скорей сформировать и отправить в Чечню.
Александр Суровцев, командир 2й мотострелковой роты, капитан:
Солдат с Дальнего Востока привезли уже экипированных, в бронежилетах, но кто же из командиров отдаст в другую часть хороших солдат… Отобрали из прибывших механиковводителей, большинство из них были очень слабые в профессиональном плане. Наводчикиоператоры имели только начальный уровень подготовки, не могли толком снарядить боекомплект, не знали, как вставлять в пулемет ленту с боеприпасами.
Все дни до отправки мы, офицеры, жили в казармах с солдатами.
Все было на нервах в эти дни… Старшины роты нет, поэтому вся «вещевка» каски, снаряжение, их хранение, выдача под росписи, да и штатную книгу надо составить все было на мне, и все надо было сделать и оформить за неделю.
Наконец, погрузка… Технику на платформы загоняли офицеры, механикводитель шел рядом со своей БМП, смотрел, как надо это делать.
Александр Синякович, начальник штаба 2го мотострелкового батальона, майор:
Выдали солдатам оружие со склада. Открываем ящики автоматы ржавые, да такие, что затворы было не передернуть. У некоторых автоматов и ремней не было, проволоку вместо них прикрутили. Повел с одним сержантом солдат на тактические занятия. Как раз приехал на полигон командующий армией генерал Ефремов. «Что у вас творится?» спрашивает меня. «Занятия проводим». «А где взводные?» «Нет». «Где ротные?» «Нет». «А где ремни на автоматы?» «Нет». Потом все же их нашли, эти ремни…
С горем пополам сформировались. Это было очень трудно. Люди прибывали, их надо записать в штатные книги, бумаг было ужас! Ктото заболел, надо искать замену, потом матери солдат стали приезжать, своих детей пытались забирать. В эшелоне, когда уже погрузились, я все еще пересчитывал, сколько же у нас личного состава. Цифра постоянно колебалась. На момент отправки в батальоне было 420 человек.
А в это время в Хабаровске…
Валентина Решеткина, председатель комитета солдатских матерей Хабаровского края:
В первые дни января 1995го по Хабаровскому телевидению передали, что военнослужащих части номер 51460 готовят к отправке в Чечню. В этом же сюжете сообщили, что матери этих военнослужащих объединились и требуют от властей не отправлять на войну их сыновей. Каждый день идут передачи по российским телеканалам о гибели наших военнослужащих в Грозном и других районах Чечни.
Когда телевидение передало, что матери объединились и создают общественную организацию, я решила, что не могу остаться в стороне. Вопервых, потому что я против войны и насилия, вовторых, у меня сын призывного возраста, а мы, матери, должны быть рядом со своими сыновьями.
В ночь на четвертое января с военного аэродрома вылетели транспортные самолеты с солдатами и сопровождавшими их офицерами. Солдаты были собраны из различных воинских частей округа. Конечно, все командиры избавлялись от самых проблемных ребят, но для родителей они были самыми родными и дорогими. Потом я стала понимать, что проблемные солдаты в основной массе самые лучшие бойцы бесстрашные и шебутные, веселые и легче переносят трудности…
Забросила бизнес был у меня свой магазин и решила, что мой долг как гражданина быть вместе с этими женщинами. Седьмого января я пришла в помещение, где располагался Фонд мира, и предложила свою помощь. Нам выделили угол, дали стол и телефон. К нам на встречу пришли сотрудники краевого военкомата и начальник организационномобилизационного управления Дальневосточного военного округа, дали свои телефоны и предложили помощь. Позвонили из приемной главы администрации Хабаровского края, предложили свою помощь, перечислили первые деньги на счет, который был открыт специально для сбора и закупки благотворительной помощи, чтобы поддержать морально наших ребят. Договорились, что, как только первая группа, уехавшая с гуманитарной помощью в Чечню, приедет, будет, что рассказать главе администрации, мы придем на встречу.
Владимир Пономарев, старшина 4й мотострелковой роты, старший прапорщик:
Дальневосточники народ был своеобразный… С первого дня стал замечать, что пацаны ходят обкуренные. Разговорился с одним, оказалось, что некоторые в полк с «травкой» приехали. Только приехали в Чечню, смотрю уже бегают по полю, чтото ищут, хотя снег кругом. Чтото заваривали, мне предлагали попробовать, я отказался: «Нет, ребята, спасибо, никогда не курил эту «травку». Но нагрузки они переносили нормально, были приспособленные к жизни, не как москвичи. Сразу все както находили смотришь, уже то козу ведут, то барана. Эти ребята не пропали бы нигде. Чувства страха я у них не замечал, они безрассудные были, ничего не боялись.
Два человека в плен попали, вернулись через полгода. Один из них приезжал в полк рассчитываться. Поговорил с ним: как там, в плену? «Ничего, все нормально, дрова рубили, чтото копали». Потом под шумок эти ребята умудрились из плена уйти. Один парнишка, гранатометчик, все рвался воевать еще в Мулино и на боевом слаживании попал под струю выстрела. Остался в санчасти Мулино, а потом вернулся в полк. Интересно ему было повоевать. В Грозном его убило. Засекли его, и из гранатомета выстрел. Он под стенкой кирпичной сидел, и посекло.
Игорь Бабанин, старший помощник начальника штаба полка по кадрам и строевой части, старший лейтенант:
Когда на учениях погиб солдат, я еще не знал, как похоронку оформлять. Приехали из военной прокуратуры: «Давай приказ о создании полка, о зачислении в штат погибшего». Потом мы не писали похоронки, а сообщали о погибшем в военкомат, и оттуда уже извещали родных…
Первым погибшим в полку был рядовой Олег Москвин. Короткая оказалась биография и жизнь у парня… Родился 21 октября 1974 года в Хабаровске. Учился в средней школе № 77, затем поступил в Иркутский сельскохозяйственный институт на охотоведческий факультет. По воспоминаниям родных, симпатичный, высокий, с голубыми, как небо, глазами, Олег с детства ходил с отцом по тайге. Мечтал как можно глубже постичь ее красоту, ее тайны, стать биологомохотоведом, как отец. Увы, жизненные обстоятельства вынудили его через два года прервать обучение в институте.
Повестка в армию, курс молодого бойца в одной из дальневосточных частей. В начале января 1995го вместе с большой группой воиновдальневосточников самолетом был отправлен в нижегородский гарнизон Мулино. А 10 января в семью Москвиных пришла телеграмма, что их сын трагически погиб на учениях от случайного взрыва гранаты, на которую он лег, чтобы никто не пострадал от взрыва.
Доставка родным печального «груза 200» оказалась сопряжена с возмутительной волокитой. Гроб с телом погибшего солдата почемуто «осел» в УланУдэ. Потребовалось вмешательство председателя Хабаровской краевой думы, чтобы родители смогли похоронить сына.
Нельзя сказать, что, перефразируя слова известной песни, полк не заметил потери бойца, но надо было жить дальше, готовиться ехать на войну…
Лидия Морозова, вдова гвардии полковника Морозова:
Станислав Николаевич был не такой человек, который бы оспаривал принятое командованием решение. У него даже мысли не было, что можно не выполнить задачу. Хотя он знал, что полк не готов воевать ни техника, ни люди. Полк был просто назначен идти в Чечню.
Дни перед отправкой полка в Чечню были очень напряженными, но Станислав Николаевич никогда ни мне, ни подчиненным своих чувств не показывал. Он всегда мог принять правильное решение, которое касалось всего коллектива. Одной из главных его задач тогда была сплотить людей. Полк фактически был сборный, люди сначала просто не знали друг друга. И в таком состоянии полк вынужден был выполнять боевую задачу.
Из биографии:
Станислав Николаевич Морозов родился 12 июня 1958 года в селе Ступишине Тягинского района Кемеровской области. В 1979 году окончил Омское высшее общевойсковое командное училище. Служил в мотострелковых частях, командовал взводом, ротой и батальоном. В 1980х годах принимал участие в боевых действиях в Афганистане в должности военного советника при штабе афганской пехотной дивизии. После возвращения из Афганистана окончил военную академию имени М. В. Фрунзе.
Продолжил службу начальником штаба, а затем командиром мотострелкового полка в Группе советских войск в Германии. В 1993 году полк был выведен из Германии.
25 марта 1994 года назначен командиром 245го гвардейского мотострелкового полка. Командуя полком в условиях боевой обстановки в Чечне, проявил высокие профессиональные качества, выдержку и личное мужество. Трижды представлялся к званию Героя России.
За умелое руководство полком в Шатойской операции, отвагу в бою С. Н. Морозов 12 сентября 1996 года был удостоен звания Героя Российской Федерации.
После кампании в Чечне получил новое назначение – начштаба Таманской дивизии.
Служил в военном комиссариате ЮгоВосточного административного округа Москвы. С 2002 года заместитель военного комиссара Московской области. Жил в городе Краснознаменске Московской области.
Награжден двумя медалями «За боевые заслуги», медалями «Воинуинтернационалисту от благодарного афганского народа», «За безупречную службу» 2й степени; двумя медалями «За отличие в воинской службе» 1й степени, медалями Жукова, «За ратную доблесть», орденами «Звезда» (государственная награда Демократической Республики Афганистан), «За службу Родине в ВС СССР», Мужества, медалью «Герой России» (вручена 12.06.1997 г.).
Скоропостижно скончался 2 апреля 2007 года в своем рабочем кабинете от острой сердечной недостаточности. Похоронен на Аллее славы городского кладбища г. Краснознаменска.
Глава 2я: «Никто ничего не понимает…»
«Солдаты быстро обучались…»
Олег Шатохин:
Подполковник Морозов как командир полка был на месте. Сначала, в первые дни перед отправкой в Чечню, он немного растерялся, потому что мы сами не понимали, как сможем с абсолютно не обученным личным составом, с непонятными задачами чтото сделать. Он же за все отвечал, за все эти жизни.
Весь тот бардак, созданный политиками, надо было расхлебывать таким, как подполковник Морозов. Он никогда не психовал, у него не было истерических ноток. Командиру полка подполковнику Морозову в эти дни, я думаю, приходилось тяжелей всех. Не каждому, кто дорос до командира полка, удается дойти и до своего боевого предназначения: сформировать полк с нуля до штата военного времени, снять всю технику с хранения, принять мобилизационный ресурс, загрузить полк на платформу, привезти его в зону боевых действий и начать воевать. Это непросто. Такое единицам командиров полков в жизни удается.
План боя офицеры с ним обсуждали. Он внимательно выслушивал советы. Всегда четко оценивал команды, что сверху приходили, и стремился максимально смягчить ошибки командования и выполнить задачу, потому что понимал: иначе зря потеряем людей.
И солдаты у нас быстро обучались. Русский человек вообще непобедим. Русский солдат это такой человек, что, если его еще и кормить вовремя, он точно рейхстаг возьмет! В госпитале после ранения я видел немецкую передачу про штурм Грозного. Немцы снимали и озвучивали понемецки, но если прислушаться внимательно, то можно понять, что наши говорят. Идет немецкий перевод: «Вот командир роты, в данный момент ставит задачу своим солдатам на взятие следующего дома», а прислушиваюсь по губам чувствую, да и слышу: русский мат! «Если вы у меня к вечеру этот дом не возьмете, х… вы у меня жрать будете!»
Юрий Цуркан, командир 2го мотострелкового батальона, майор:
У Игоря Андронова, командира минометной батареи, перед самым отъездом родилась дочь. У КПП стояла его новая машина, так когда колонна из парка выходила, то одна бронемашина через его автомобиль переехала. Ребенок только что родился, машина раздавлена, и он в таком состоянии поехал в Чечню…
Петр Шашкин, командир 6й мотострелковой роты, старший лейтенант:
Домой я забежал в ночь перед погрузкой, с автоматом, в снаряжении. Жена сильно плакала, а я прижал к себе дочку, которой на тот момент было шесть месяцев. У меня только слезы текли. Встал и… ушел.
На погрузке в эшелон полковник Фурсенко, командир танкового полка, от управления дивизии он был ответственным за мою роту, увидел, что я очень болен у меня была высокая температура, подозрение на воспаление легких. Подошел, вырвал листок из блокнота и говорит: «Напиши своей жене мой телефон, чтобы в любое время ко мне обращалась». Я ему очень благодарен, что он помогал жене, привозил продукты. А я так и поехал больным.
Помню, как старшина роты Андрей Извеков положил меня в купе, крикнул: «Чтобы все замолчали! Ротный заболел, будет спать». Я и выключился, а очнулся только в Моздоке. Там комбат Цуркан вызвал нас на совещание. А потом Дима Дында посадил меня за стол, налил полкружки спирта. Я выпил, он дал закусить огурец и луковицу. «Иди, спи». В Чечню я приехал уже здоровым.
Сергей Гришин, заместитель командира полка по воспитательной работе, майор:
Мы находились на удалении от населенных пунктов, формирование было проведено в сжатые сроки, но воспитательная работа с солдатами и офицерами все же велась. Открытого неприятия предстоящей войны не было. Если у когото и было, это гасилось в самой солдатской среде.
Того, что солдаты взрослели, умнели, при формировании не чувствовалось. Многие были с ветром в голове, пока не вступили в бой. Мы выехали, имея в полку сто процентов штатного состава. Обстановка в армии в целом была такой, что многие части не укладывались в срок формирования изза массового бегства личного состава либо вообще не были сформированы. 166я бригада разбегалась три раза, там несколько раз поменялся офицерский состав, хотя в части сидел весь округ, офицеры из Министерства обороны.
Юрий Степаненко, заместитель командира 2го мотострелкового батальона по вооружению, майор:
Ехали трое суток, и трое суток я спал: до того был вымотан при подготовке к отправке работал сутками. В какомто городе остановились, пришел комендант станции проверять эшелон. Помню спросонья, как он говорил: «Куда вы едете! Вас все равно поубивают!» Ничего себе «Поубивают!» Этого коменданта офицеры за шкирку выкинули из эшелона, чтобы панику не наводил и солдат не деморализовывал.
На какойто станции нам на миллион рублей в деньгах того времени лекарств принесли, несколько коробок. Весь батальон болел, все были простужены, сто процентов. У офицеров от напряжения сели связки, все разговаривали сипом и шепотом. У всех солдат температура. А как приехали в Чечню таблеток ли поели, да и организм мобилизовался в напряженной обстановке, все выздоровели…
Олег Шатохин:
На какойто станции подполковник Морозов послал меня заправить водой эшелон. Стоят железнодорожники, расслабленные. Говорю им: «Заправляйте нас водой, нам ехать пора!» «Подождешь…» И начинают то у них чтото замерзло, потом еще какието проблемы. И не думают торопиться! «Ах так, говорю. По законам военного времени…»
Еще в Мулино я начал готовить свою группу разведки, понимал, что мы ничего без разведки не сможем сделать. Если разведроте сказали, что они разведчики, это не значит, что они разведчиками стали. Подготовил человек восемь болееменее, да со спецназа было трое, из батальона набрал. «Терешкин! говорю своему бойцу. Этих двоих к стенке, расстрелять». «Как?» кричат. Мои солдаты их хвать и потащили. «Вы что, мужики!» «По законам военного времени, за саботаж, за срыв боевой задачи…» Смотрю у одного потекло по штанам. «Да вы что! кричит второй. Да мы сейчас заправим!» Через пятнадцать минут весь эшелон заправили водой, и сразу трогаемся. Подполковник Морозов подходит: «Что, не дали воды?» «Всё дали, я попросил хорошо…»
Подполковник Морозов сидит над картой в купе, задумался. Чечня все ближе, а задач никто не ставит. Где будем выгружаться?
Александр Коннов, заместитель командира полка, подполковник:
Въехали на территорию Чечни, все прильнули к окнам везде видны дороги и следы войны… Перед Червленой эшелон встал. Разведчики окна в вагоне высадили, даю команду: «К бою!» Проводницы в вагоне воют от страха: сейчас поезд «духи» будут атаковать! «Не выть! даю им команду. Молчать!» Разведчики выскакивают, занимают круговую оборону. Оказалось, что тепловоз просто встал перед красным семафором. Тьфу ты… Я надел каску, бронежилет, походилпоходил тесно в нем, и ни разу больше не надевал: ну его на фиг, убьют, так убьют. Да и не пристало танкисту в бронежилете и каске ходить.
Из журнала боевых действий полка:
Первый эшелон прибыл на станцию разгрузки 22 января 1995 года в 16.00. Было выделено боевое охранение 6 БМП и 6 парных патрулей от разведывательной роты. Эшелон был поставлен под разгрузку в 22.00.
23 января. В 3 часа утра по эшелону был открыт огонь из СПГ9 с южной стороны. Ответным огнем противник был отбит. Потери в технике: сожжена одна БМП2. В личном составе потерь нет. Во время перестрелки погиб подполковник, который пытался отвести эшелон изпод обстрела.
«Чувство страха прошло через три дня…»
Эдуард Исянов, наводчикоператор БМП2 5й роты 2го батальона, рядовой:
Когда мы прибыли на станцию Червленая в составе батальона, сначала было очень страшно. Я первые дни почти не спал. Когда пули над головой свистят и ветки с деревьев на тебя сыплются, то хочешь, не хочешь приходится прятаться и нагибаться, чтобы не зацепило. А потом все становится обыденным, и стараешься на это не обращать внимания, привыкаешь, и становится легче всю эту тягость переносить. А потом просто устал бояться, и все встало на свои места. Человек ко всему привыкает, и к смерти тоже! Чувство страха у меня прошло через три дня.
На станции меня поразили местные жители: когда техника нашего полка шла по Червленой, то люди, стоявшие по обочинам, радовались, встречая нас, а один мужчина выскочил перед нашей БМП и стал целовать броню. Я был просто в шоке…
Андрей Д., по штатному расписанию снайпер, командир отделения:
Солдаты вели себя как папуасы, которым стали доступны новые игрушки. Разбирали штыками гранаты, палили по ночам в воздух из автоматов трассерами, запускали сигнальные ракеты, а у трехцветных ракет был дефект: иногда они стреляли не вверх, а в сторону, и изза этого сгорела не одна палатка. В горящих палатках взрывались гранаты, стреляли патроны. В общем, мальчики приехали поиграть в войну!
Юрий Степаненко, заместитель командира 2го мотострелкового батальона по вооружению, майор:
Приехали на Червленую. Обстановка нервная. Встречал нас старший опергруппы полковник Колотило. Он отвечал за разгрузку, маршрут прокладывал в район сосредоточения под ТолстойЮртом. Полковник Колотило в Германии был командиром 245го полка. Требовательный офицер. Наказывал, когда заслуженно, а когда, может быть, и незаслуженно. И там сразу же начались крики, нервозность. Все на нервах, у всех руки трясутся. Привезли нас ночью, ни хрена не видно, где мы и как мы. Бардак был кошмарный… Ужас… Ужас… Самое главное неизвестность, она угнетала всех: и офицеров, и солдат. Сведений о противнике никаких. Разведка не работала, связи не было…
Разгружали технику долго, потому что расстояние между рампой и платформой было большое. Мостков не было, колеса проваливаются. На БМП приходилось выворачивать так, что дашь газу – она выпрыгивает с платформы. Тяжело разгружались. Но разгрузились. Почти целый день разгружались.
Александр Суровцев, командир 2й мотострелковой роты, капитан:
На станции разгрузки нас обстреляли из двухэтажного дома… Наводчикоператор сразу башню туда развернул и вкатал снаряд. Попал, не попал, никто не знает: ночь была.
Первый марш грязь такая, что к сапогам прилипает, как жидкий пластилин. Первый лагерь в поле, в грязи, спать негде, но както разместились. Бытовые условия были, конечно, никакие. Но народ стал понимать, куда попали… Солдаты быстро научились и вести себя нормально, и не спать ночами. Сначала были случаи, что поставишь часового, а солдаты все замученные были, засыпает. Они были хотя и необученные, но нормальные ребята, понимали, что от каждого из них зависит жизнь и его, и соседа. Им тогда главное было выжить…
Александр Синякович, начальник штаба 2го мотострелкового батальона, майор:
Первый пункт после выгрузки батальона поле у села ТолстойЮрт… Пришли, встали прямо в грязь. Если в первых боях солдата тяжело было заставить в грязи окопаться, в этой каше, что сапоги не вытащить, то через месяц только вставали, сами окапывались. Жить хотелось…
Повара сначала не умели еще кухни разворачивать, не знали, как правильно готовить пищу, чтобы вместо макарон клей не получился. Надо было наладить и снабжение продовольствием. Начали оружие пристреливать, менять сломанное на хорошее.
Сергей Гришин, заместитель командира полка по воспитательной работе, майор:
Приехали мы в Чечню что дальше делать? Как? Никаких указаний! Единственное, это в момент разгрузки получили боевое распоряжение выдвинуться в район Шатоя, хотя еще и Грозный не был взят. Никаких указаний или директив. О политических целях кампании ничего мне как замполиту полка не доводили. Только газеты получали. Правда, перед тем как ехать в Чечню, мы с помощью полковника Стоценко изготовили для солдат памятки и распечатали в своей типографии.
Командиры получали карты Чечни 1963 года выпуска, по ним ехали воевать. Мы получали все старое и просроченное, вплоть до того, что даже фотопленка была 1963 года выпуска. Радиоприемники, все технические средства пропаганды выпущены еще до похода в Чехословакию в 1968 году.
За весь период пребывания в Чечне никаких указаний от вышестоящего политического руководства мы не получали ни разу. Правда, перед отправкой к нам приехал полковник из Главного управления воспитательной работы Министерства обороны. Приехал, посмотрел, как мы собираемся на войну. Он приехал как должностное лицо, но не привез никакой литературы. Никаких указаний! Единственное, что меня, как замполита полка, поддержал морально. В эти дни некогда было просто присесть, покурить. Он собрал офицеровполитработников, дал нам напутствие, устроил минипроводы, стихи прочитал, песню спел. Почеловечески это было приятно.
За всю кампанию единственное, что от меня требовали: «Пришлите донесение!» О моральном состоянии личного состава. Послал. Только вроде бы получили, опять: «Пришлите донесение!» «Я же вам послал!» «Потеряли! Пришлите донесение!» Действовали мы, больше исходя из своего опыта, все же академии закончили.
Андрей Д., по штатному расписанию снайпер, командир отделения:
Зачем мы в Чечне, не понимали даже офицеры. По крайней мере, ни одного членораздельного ответа я не услышал. Для меня как солдата это была просто боевая задача, поставленная мне командованием. С таким пониманием вещей жить было легче. Меньше вопросов и сомнений возникает в голове. Хотя подсознательно все равно задавался этим вопросом. Все, что было сделано офицерамизамполитами, так это то, что нам раздали еще в поезде какието брошюрки, в которых описывались обычаи чеченцев. Но это были буквари сталинских времен. Буквально в общих чертах обычаи и нравы целого народа, но еще до Советского Союза. Я никогда за время нахождения там не слышал, чтобы они чтото сделали русским, которые там жили. А что творили с нашими солдатами, конечно, были в курсе.
Был случай, когда подполковник Морозов ставил ультиматум старейшинам, я сейчас уже не помню, какая деревня. У нас тогда пацанов с поста сняли ночью и увели. Морозов вызвал старейшин и дал им несколько часов на возврат живыми и здоровыми. Сказал: «Или вернете, или деревню с землей сравняем». Вернули, никуда не делись.
Лидия Морозова, вдова гвардии полковника Морозова:
Станислав Николаевич мне рассказывал, как в первые же дни кампании на него по связи выходили командиры боевиков и говорили, что они знают, как звать его жену, его детей, угрожали с нами расправиться. Ему было очень тяжело знать, что с его близкими здесь, в тылу, могут расправиться. С ним полк, а здесь семья, которая может оказаться в опасности. Но он должен был выполнять свой долг, боевую задачу, при этом понимая, что с его семьей может случиться все что угодно. Он был очень скромный человек, никогда себя не выпячивал.
Чеченский синдром… У него такого не было. Потому что он был человеком с сильной психикой, сильным характером. Его личный пример тоже сыграл свою роль. Он был хорошим психологом и педагогом. Мог, не повышая голоса, заставить человека сделать то, что нужно для выполнения решения.
Мы раз в неделюдве разговаривали по закрытой армейской связи. Когда в гарнизон пришли первые гробы, женщины, конечно, стали особенно беспокоиться за своих мужей. Это общение нам, женам офицеров, помогало.
«Вы что тут развели?»
Александр Коннов, заместитель командира полка, подполковник:
Около десяти часов утра прилетел вертолет, заместитель командующего МВО генераллейтенант Пузанов со свитой. «Инспектировать» приехали…
Генерал Пузанов налетел на меня: «Вы что тут развели? Ты кто такой? Это чье подразделение?» Я представился. А мне даже стоять тяжело: третьи сутки без сна! «Все в полку плохо, все отвратительно, солдаты сидят, жрут…» «Да они жрать хотят, товарищ генерал!» «Садись в вертолет, я тебе покажу, как надо лагеря размещать». Сели, летим. Генерал показывает вниз: «Вот, смотри, как 324й уральский полк разместился: как ровно палатки стоят!» «Да и у нас нормально, товарищ генерал, такие же палатки, склады оборудовали, охранение стоит, никаких проблем не вижу». «Да ты в Афгане не был!», а разговариваем с ним у открытой двери. «Был, товарищ генерал». «Где ты служил?» «В двадцать четвертом полку». «У Миши Козлова? Он тебя хреново учил, подполковник». «Нормально учил! Я был лучшим ротным полка».
Вертолет сел. Пузанов задумался. Он был старый солдат, воевал в Афганистане, понимал, что все очень хорошо, но и нас надо было встряхнуть. Армия была не та, что в Афганистане, другая… Ему хотелось, чтобы все было так же, как и раньше, но чудес не бывает. Я стою перед ним, слушаю, как он меня воспитывает. Говорил он, в принципе, правильные слова. «Разрешите его уволить, товарищ генерал», ктото из его помощников за спиной. Генерал махнул рукой «Увольняйте!»
Я ушел в кунг, полстакана спирта выпил и провалился в сон. Потом начштаба полка Чепусов будит меня: «Вставай! Все начальники уехали, дальше воевать будем!» К чести генерала Пузанова, он никогда об этом потом не вспоминал. В целом генерал был грамотный и волевой.
«Один стрельнул и пошло…»
Федор Сергеев, по штатному расписанию правовед полка, капитан:
Ктонибудь ракету пустит – и начинается пальба по ней! Запомнился и такой курьезный случай этих дней… Вечером вижу, как солдат опять выстрелил из снайперской винтовки по осветительной ракете. Я его остановил: «Из какой роты?» «Из девятой». «Как из девятой, когда у нас всего шесть рот?!» «Неее, я из девятой…» «Ты что, в Мулино не настрелялся?» «Какое Мулино?» спрашивает с удивлением. «Мы же там неделю стреляли день и ночь!» «Да я первый раз винтовку взял снайперскую!» «А до этого кем был?» «Кочегаром, а числился пулеметчиком. Дали снайперку, интересно же…» «Так ты в Мулино вообще ни разу не стрелял?» «Ни в каком Мулино я не был!» «Как не был, вас же с Дальнего Востока в полк привезли!» «Я не с Дальнего Востока, я ехал с Урала». «С какого Урала?» спрашиваю с удивлением. «Ехал я с Урала, из Челябинска». «Из какого Челябинска? Вас же с Дальнего Востока привезли самолетами!» «Неее, еду я из Челябинска, но отстал на станции от эшелона, как раз подъезжает другой. Офицер меня спрашивает, из какой я роты. «Из девятой». «Будешь у меня», и записал фамилию. Нас еще трое было. Одному дал пулемет, второму автомат, а мне снайперскую винтовку. «А где эти двое?» «В роте. Сейчас позову». Приходят, спрашиваю их: «Вы откуда?» «Из Челябинска». «Из какой части?» «Откуда я знаю, вот военный билет… Я служил в одной части, потом меня перекинули в другую, в Чечню ехал с третьей частью, сейчас сказали, что я здесь служу». Вызвали их командира роты: «Это же не твои солдаты!» «Я знаю, что не мои! У меня удрали человек десять в дороге, я этих подобрал, дал им оружие». «Ни хрена себе…» И таких в полку набралось человек пятнадцать. Погрузили их в машину и отвезли к уральцам: «Забирайте своих!»
Игорь Андронов, командир минометной батареи 2го мотострелкового батальона, старший лейтенант:
Батарея подчинялась непосредственно комбату. Огневые взводы отправляли на поддержку мотострелковых рот. Войск не хватало, поэтому мы стояли в первой линии, вместе с пехотой. Вместе выполняли боевую задачу, вместе в баню ходили, вместе питались.
Огонь нередко вели с такой интенсивностью, что под плиту миномета подкладывали булыжники, чтобы ее не продавливало. Бывало, что за ночь она на полметра в землю уходила, приходилось отрывать. И это при том, что грунт в Чечне мягкий только на штык лопаты, а там уже камень лежит.
Дорожек между палатками не было, ходили по колено в жиже. На валенки надевали ОЗК, а они то и дело сползают… Потом дорожки между минометами выстилали укупоркой, потому что светло было по ночам.
В палатках холодно, но мы, минометчики, еще были короли: у нас зарядные ящики, укупорка. Мы ее меняли практически на все – на продукты, на чтото увеселительное, это была своего рода валюта.
На каждом привале на батарее делали баню. Баня была построена из зарядных ящиков, печку обложили камнями, а воду грели в гильзах. Так и мылись.
Кормили нас неплохо. И сгущеночка была, и колбаска, не скажу, что мы жили впроголодь. Тыловики привозили зелени. Да и гуманитарка была.
Очень дружная у нас была батарея, да и полк. Мы друг за друга стояли, я своих друзей нашел в полку.
Игорь Бабанин, старший помощник начальника штаба полка по кадрам и строевой части, старший лейтенант:
Стояли перед племсовхозом. Однажды иду и вижу: солдаты из комендантского взвода залезли на крышу и стоят в полный рост. «Что вы там делаете?» спрашиваю. «Товарищ начальник, снайпер чеченский работает!» «Что же вы туда полезли, если снайпер работает?» «Посмотреть хотели…» Люди еще не осознавали, куда попали, мальчишки… А эти вообще были просто живыми мишенями…
Глава 3я: «Выйти и занять…»
Феномены первой кампании
Юрий Степаненко, заместитель командира 2го мотострелкового батальона по вооружению, майор:
Один из феноменов первой кампании в Чечне присутствие матерей солдат в войсках. В Гойтах очень много родителей приезжало. Мы даже делали баню для этих мамаш. Кормили их. Мамаши просто ходили по расположению батальона, даже побабьи ничем не помогали. Они в основном со своими сыновьями находились. Два дня побудут, видят, что сын вроде нормально служит, уедут, следом другие приезжают. К саперам даже один папа приехал, всю войну он с сыном на птичьих правах жил в полку. Дали ему старенькую форму. Мужик не старый был, лет сорока, помогал саперам, бревна таскал, рубил, мосты наводил. Папашку этого потом даже наградили медалью «За отвагу».
Сергей Гришин, заместитель командира полка по воспитательной работе, майор:
Прибывают в часть, уже в Чечне, два солдатаблизнеца, в разведроту. Высокие, белобрысые, широколобые парни. Вскоре приезжает их мать, высокая красивая блондинка. И начинает уговаривать уехать с ней домой. Они отказываются. Мать рассказала мне, что она одна вырастила их, если они останутся в полку, то погибнут. Падает мне в ноги, волосы на себе рвет, руки ломает. А парни: «Нет, мы вместе со всеми». Она ходила к командирам со слезами каждый день. Сыновья остались.
Приезжает еще одна мать, красивая женщина, роскошно одетая. Приходит ко мне и спрашивает: «Вы кто такой?» «Я замполит полка». «Какое вы имеете право не отпускать моего сына?» «А в чем дело?» «Я ведь телеграмму о моей смерти за подписью главного врача областной больницы и военкома области послала. Вы ее получали?» «Не припомню». «Я вам трижды посылала телеграмму о смерти матери солдата! Почему он до сих пор здесь?» «А вы, собственно, кто?» «Я мать этого солдата! Вы телеграмму получали или нет?» «Я сейчас разговариваю с вами как с матерью этого солдата или главным врачом больницы?» «А какая вам разница?» Эта женщина оказалась еще и главным врачом! Сына она все же забрала.
Приходит отец солдата. Капитан дальнего плавания, мужественное лицо, настоящий морской волк. «Где мой сын?» Я узнал в строевой части, в каком подразделении его сын. Проводить мужчину в роту некому было, пошел с ним сам. Вижу, что он настроен решительно. «Ты знаешь, офицер, я сыну мало внимания уделял как отец. Чувствую себя перед ним виноватым. Он у нас с матерью один».
А в это время первый батальон готовился к выходу на боевое задание. Мужчина подходит к сыну, а тот у него на плащпалатке разложен боекомплект заряжает боевую машину. Он командир отделения.
Они обнялись, отошли в сторонку, поговорили. «Все, батя, мне надо готовиться к бою, уходи». Отец ушел: «Сам доберусь!» Я рассказал ему, где можно поймать машину, чтобы уехать от нас без проблем. Он понял: его сын стал мужчиной.
Анатолий Кушнарев, психолог полка, майор:
В какомто чеченском селе сломалась машина. Колесо прокололи, а домкрата нет, запаски нет. Вдруг слышу голос изза железных ворот: «Майор! Может, помочь? Не бойся, если бы надо было, давно бы прибили. Автоматто опусти, мы без оружия». «Ну так выходи, что ты через воротато говоришь!» Вышел чеченец. Сын его принес домкрат, колесо заклеили. Взрослый чеченец спрашивает меня: «Может, чаю?» «Какой чай? Мы с тобой враги!» «Нет, мы с тобой не враги».
Пригласил в дом, я не пошел. «Боишься?» «Честно говоря, боюсь, но не за себя, за солдатаводителя». Чеченец, вообщето, тоже рисковал: могли и соседи на него настучать, что русским помог. Разговорились. У него полдома было снесено, работы нет, есть нечего. Попросил этот чеченец на обратном пути привезти молочную смесь ребенку. Я его выручал так не раз продуктами. С этим чеченцем договорились о политике не говорить, иначе поругаемся.
Богдан Баглай, командир хозяйственного взвода, старший прапорщик:
Однажды я приехал в село Комсомольское за водой. Набираю. Водитель сидит за рулем. Подходит чеченец, лет шестидесяти на вид, спрашивает: «Ты откуда родом?» «С Украины». «Откуда точно?» С Западной Украины». «Не хочешь к нам перейти? Тут в шестистах метрах в горах батальон украинский стоит». Я снял предохранитель с автомата: «Мужик, если ты сейчас отсюда не уйдешь, пристрелю».
Из журнала боевых действий полка:
26 января. Получено предварительное боевое распоряжение на совершение марша. Задача совершить 50километровый марш и в составе Восточной группы войск выйти в район 1,5 километра западнее села Комсомольского и занять оборону. Боевые действия не велись.
27 января. В 4.25 был обстрелян пост боевого охранения. В результате перестрелки погиб младший сержант Цуканов. Нападение на боевое охранение отражено.
29 января. В 20.30 станция наземной разведки обнаружила двигающийся бронеобъект. Первая группа атакующих численностью 1015 человек предприняла атаку в направлении 1го мотострелкового взвода. Несколько человек атакующих подорвалось на минах. Огнем боевой машины пехоты группа противника была уничтожена. Потерь в личном составе нет.
В ночь на 1 февраля с боем были заняты отметки 303,0 и 311,2 на восточной окраине поселка Пригородного. Однако к 13 часам этого дня батальон был вытеснен сильным огнем противника и отошел в район аэропорта Ханкала.
1 февраля. Бой велся с группой дудаевского спецназа «Черные волки». В результате боя убито 25 боевиков…
«Обеспечить безопасность не можем…»
Олег Шатохин:
Наши войска штурмуют Грозный, а по телевидению с утра до вечера показывают облезлых наших солдат и бравых чеченцев. А потом показывают депутатов нашей Госдумы, которые сидят во дворце у Дудаева и говорят, как мы неправомерно штурмуем город.
Полковник Морозов меня вызывает и говорит: «Обеспечить завтра безопасность депутату Ковалеву. Должен приехать в полк». «Я обеспечу безопасность, так обеспечу… Пусть лучше не приезжает в полк». Подполковник Коннов: «Все, Шатохин, иди». Морозов сообщил депутату Ковалеву, что обеспечить его безопасность мы не можем, и в полк он не приехал.
После обстрела эшелона на Червленой даже самые крутые бойцы стали как утята, поняли, от кого их жизнь зависит. «Товарищ капитан, спрашивают, а вы с нами идете?» «Да с вами, с вами…» Как жить захотели, поняли, что такое на войне нормальный офицер. Да, бывает, и матюгом подгонит, но с ним живым останешься…
Нас прижали, мы погибаем!
Александр Коннов, заместитель командира полка, подполковник:
Генерал Пуликовский затолкал наш батальон под ЧеченАул. Там еще никто из наших не был, одни “духи” бродили.
Разведгруппа из второй роты, 9 или 11 человек их было, сбилась с маршрута. Я ей ставил задачу идти к Комсомольскому, а лейтенант, командир группы, пошел не туда и напоролся на “духов”. Завязался бой. Я на связи с ним спрашиваю: “Где ты находишься?” “На кладбище нахожусь!” Смотрю по карте, где кладбище.
Комбату Васильеву говорю: “Три танка вперед!” и сам выдвигаюсь с ним. А туман был сплошной.
Лейтенант, командир разведгруппы, по рации докладывает: “Нас прижали, мы погибаем!” “Держитесь, кричу им по рации, к вам идет помощь. Займите круговую оборону, не бегайте! Отстреливайтесь, бейте прицельно, никуда не убегайте!” Приходим туда, где должна быть эта группа, а боя там нет! Опять спрашиваю по рации этого лейтенанта: “Где вы находитесь?” “На кладбище!”
Н у что такое! А стреляют со всех сторон, и пойди разберись, где и кто. И тут до меня доходит, что эта наша разведгруппа в Пригородном, а не у Комсомольского! Я танкисту говорю: “Разворачивайся в Пригородное!”
Мы опоздали, их уже кончили. Как выяснилось, разведчики так и не заняли круговую оборону, а пытались уйти, запутались, их там и накрыли. Надо было всего лишь перейти к обороне и вести бой.
Олег Шатохин:
А я со своим отрядом сижу на высоте, жду, когда на нас полезут. Шли они в полный рост, не боялись. Может быть, не считали нас достойными соперниками. Мы их подпустили поближе. Было их не меньше, чем нас. Получили они конкретно. Они даже трупы не забрали. Отбились мы без потерь, замечательно.
Гдето через час на меня по связи выходит генерал Пуликовский: “Шатер”, доложи обстановку!” Я за сутки говорил генералу, что высотка, на которую мы выдвинулись, не нужна. С нее нечего было контролировать, разве что сто метров дороги. И мы здесь не нужны. Рядом ЧеченАул, от него произошла вся Чечня, святое место. Сегодня нас отсюда не скинули завтра скинут, да еще и подходы перекроют, никто на помощь не пробьется.
Поругались мы с генералом… Коннов на связи: “Олег, тебе нужно оттуда вывести людей”. “Как?” “Думай!” “Да нас уже обложили железно!”
Подполковник Коннов, спокойный, рассудительный, говорит мне: “Я тебя не брошу. Ты где находишься? Все понятно, жди, я сейчас тебе помогу”.
Надо было разведать пути отхода отряда. Беру с собой Димуспецназовца, капитана Суровцева оставляю старшим, и пошли. По всем тропам, которыми мы шли на эту высоту, нас уже обложили так, что не выпустили бы. Посмотрели (у Димы был новый ночной бинокль) на одной тропе засада сидит, на другой еще одна. Через зеленку мы еще проползем, но как пока не знаю. Врезаемся в эту зеленку, ползем. Выползаем на полянку, вдруг шорох, шаги. Смотрим, я в прицел снайперской винтовки, Дима в бинокль. На полянку выходят двое, судя по бородам, явно не наши бойцы. Дима мне дал знак: правый твой, левый мой. Сняли их обоих. Подползаем, взяли документы. У одного в кармане была орденская книжка на Красную Звезду оказался воиноминтернационалистом. У другого нашли сто долларов. Они, видимо, пришли сюда на всю ночь ждать нас.
Решаю: если мы быстренько здесь пройдем, то выйдем к своим. Вернулись к отряду.
Сказал бойцам: “Не дай бог, если ктото слово ляпнет или крикнет”. Все сопят и тихо ползут. А туман ничего не видно. Так мы ползли около 12 часов. Остановимся, я ползу мимо цепочки бойцов и каждого считаю: голова, автомат. Одного, Турчинского, мы всетаки потеряли. Он промедолом укололся и уснул, как отвязался, не знаю, хотя перед началом движения всех привязал проводом друг к другу, чтобы не потерялись.
Александр Коннов:
По всей вероятности, тогда и генерал Пуликовский не знал, как лучше выполнить задачу. Он был такой же заложник ситуации, как и мы. Ему сказали: «Блокировать!», а как? Он был грамотный генерал, толковый мужик. У него здесь было просто безвыходное положение. Ему поставили задачу, он ее нам.
Олег Шатохин:
Почти сутки мы вели тяжелый бой за эти высотки. Вышли на них, затем под массированным огнем превосходящих нас в количественном составе и прекрасно знающих местность боевиков вынуждены были сдать позиции во избежание больших потерь. Благодаря высокому мастерству и личному мужеству майора Владимира Васильева, капитана Сергея Казанцева, других офицеров и солдат убитых и раненых было немного. Общие потери составили, включая пропавших без вести, девять человек.
На следующий день авиация и артиллерия нанесли удар по этим высоткам. «Грады» поработали. Полк без особых проблем взял Пригородное, вышел к поселку Гикаловское и там занял круговую оборону.
Сергей Гришин, заместитель командира полка по воспитательной работе, майор:
Первые потери были восприняты крайне тяжело. Да еще и слух по полку пошел, что офицеры в первом же бою бросили солдат, убежали, что доверять им нельзя. Можно было услышать: «Зачем мы сюда приперлись, да еще офицеры нас бросили!»
Была опасность, что возникнет массовая паника. Наступил такой момент, когда полк должен был или развалиться, или сплотиться. Это был очередной кризисный период. Первый мы пережили…
Солдаты перестают доверять офицерам, а впереди еще бои. Что делать? В этой ситуации все решила мудрость командира полка. Он сказал, что ближайшей ночью труднее всего будет второй роте. Понимаю, что надо ехать туда. Командую экипажу БМП: «Получить сухпай, готовиться к выезду!»
Морозов мне: «Отставить! Остаешься на командном пункте, а я еду в роту». Коннов афганец, он едет в одно подразделение, Морозов, афганец, едет в другое, Чепусов, тоже афганец, едет в третье.
Я, замполит полка, остаюсь на командном пункте. С тактической точки зрения это было неправильно, но с моральной точки зрения единственно верное решение.
Увижу сына он жив останется…
Сергей Гришин:
Личный состав находится в районе сосредоточения. Перед первым боем приезжает мать солдата: «Где мой сын?» «Ваш сын в первом батальоне. Позиции там. Но сейчас уже вечер оставайтесь здесь, утром поедете». Она осталась ночевать. А в это время первый батальон выдвинулся в район Пригородного, там идет бой. Как поедешь? Вскоре туда идут основные силы полка, она с нами, идет искать сына. Так она несколько дней догоняла сына и не могла догнать. Помню, как эта мама мне сказала: «Дома загадала увижу сына, он жив останется, с войны вернется». Такая курносая, хохотушка. С поляроидом ходила, всех фотографировала и снимки сразу отдавала. Привлекла к себе внимание, все ее знали.
В конце концов она добралась до своего сына. Его привели на КП, и в медпункте полка, единственном месте, где можно было поговорить, она с ним встретилась.
Пообщались, и сын поехал в батальон. Он поехал в свою роту на БМП, спрыгнул, до позиции по полю оставалось 200300 метров. Он шел по открытому участку местности. Раздался одиночный разрыв снаряда. Ктото из бойцов спохватился, что Андрея долго нет, а был какойто взрыв. Пошли на это место, а он лежит мертвый. Умер от потери крови. Осколок попал ему в основание черепа.
Доложили о случившемся комбату. А мать в это время поехала домой. Майор Васильев, комбат, спрашивает меня: «Что мне делать? Сказать или не сказать матери?» «Посылай машину, скажи матери, что ее сын погиб». Не помню точно, Васильев не послал тогда машину или не успели догнать женщину. Мать уехала и дома получила извещение, а следом и гроб с телом сына…
А война в Чечне продолжалась… И 245й полк был на острие этой войны.
За время пребывания в составе временных сил в Чечне полк участвовал более чем в 20 операциях по уничтожению и блокировке бандформирований. Пробивал оборону боевиков в районе Пригородного, брал штурмом населенные пункты Гойты, Гойское, АлханЮрт, Ведено, Шатой, действуя, как правило, в авангарде наступающих войск.
За полтора года пребывания в Чечне в полку погиб 221 человек. Из них 22 офицера, 3 прапорщика и 196 солдат и сержантов. 393 солдата и офицера получили ранения. На момент вывода полка 20 военнослужащих числились в плену у противника.
В 245м гвардейском мотострелковом полку всего представлено к наградам 694 военнослужащих.
За умелое руководство подчиненными подразделениями из состава полка назначены на вышестоящие должности 62 офицера; присвоено очередных воинских званий досрочно, на одну ступень выше воинского звания, предусмотренного штатом, 37 офицерам и 11 прапорщикам.
(Из справки штаба полка.)